Допит Івана Посяди в «III отд[елении]», 30 квітня
Вопросы, предложенные студенту Посяде (он же Посяденко) и ответы его, апреля 30 дня, 1847 года.
1) Из какого состояния вы происходите, сколько вам от роду лет и где воспитывались?
Я из мещан, имею теперь 22 или 23 года и воспитывался в Полтавской гимназии.
2) Против вас имеются показания, что вы участвовали в замыслах Славянского Общества св. Кирилла и Мефодия, принадлежа к малороссийской партии. Объясните подробно, когда и кем было учреждено это общество?
Я, как свободное лицо, не участвовал в замыслах Славянского Общества, и хотя малороссиянин, однако серьезно о самостоятельности Малороссии никогда не думал. Не знал наверно, существует ли общество или нет, хотя часто слыхал, что Костомаров им бредил. Не стараясь узнать, что это за общество, я тем мeнеe могу сказать, когда и кем оно учреждено.
3) Кем сочинены и в чем именно состояли устав и правила Славянского Общества; не было ли у вас и у кого еще находились экземпляры этого устава?
Кем сочинены и в чем состояли устав и правила, также решительно об этом ничего не знаю и не видел никогда ни одного экземпляра.
4) Не было ли у вас тетради, называемой «Закон Божий», с возмутительными воззваниями в конце, и кто распространял экземпляры оной?
Не было вовсе, и тем более не знаю, кто распространял их.
5) Не имели ли вы знаков общества: кольца или образа во имя Св. Кирилла и Мефодия, и кто другие имели у себя подобные знаки?
Не считая себя членом никакого тайного общества, я не старался иметь никакого знака оного, и не помнится, чтобы у кого-либо другого видел это.
6) В чем состояли подробности предположений славянистов, каким образом надеялись они соединить славянския племена, восстановить самобытность каждого племени и особенно Малороссии? Правда ли, что ваша собственная задушевная мысль и молитва была – восстановить Малороссию?
Никогда не думая о состоянии Славян, и не принадлежа к числу славянистов, я не могу ни одного слова сказать, как именно они думали об этом; никогда не расспрашивал у них о Славянах, не читал решительно ничего о том, в каком положении они, и т. п. А если я и говорил что-либо о Малороссии – то это не шло нисколько к ее самобытности, скорее я у других мог слышать об этом, чем от меня другие, ибо я так Малороссию знаю, что о самобытности ее и думать не был в состоянии.
7) Какие замыслы были против настоящего образа правления в России, и какое правление предполагалось ввести в Малороссии и вообще в славянских землях?
Так как в душе моей никогда не зарождалась мысль о политике, и как я никогда еще не задавал себе вопроса о правлений, то и не могу ничего сказать об этом.
8) Каким образом славянисты предполагали распространять образование между крестьянами и тем приготовлять народ к восстанию?
Нет ни одного данного у меня на счет этого.
9) Правда ли, что вы предполагали сначала учредить народных учителей для шляхты и обращать последних в православие, вызываясь быть исполнителем по этому предмету; что вы для приведения этого вопроса в ясность, отправляясь в село Коростышев, намеревались объехать Киевскую и Подольскую губернии?
Для меня вопрос этот странен, и если бы действительно он был в настоящем виде, то мне лестно было отвечать на него; но я ничего о том, что мог думать, никому не говорил, а если бы было что-либо серьезное, то и не сказал бы; а в таком виде, как он написан, он не имеет никакого достоинства: можно пошутить и посмеяться, о чем и сам Андрузский скажет после. А что я просился в Коростышев для лечения по методе Присница, то об этом есть формальная бумага, состоявшаяся по свидетельству доктора, с разрешения г. попечителя.
10) Действительно ли, что вы, желая, во что бы то ни стало, облегчить быть простого народа, ненавидели дворян, почитая их виновниками всего худого, ненавидели и монархизм, как бы потворствующей дворянам?
Видя местное угнетение крестьян, я не мог, как християнин, не скорбеть об их участии, но далек от того, чтобы подумать с своей стороны о каких-нибудь непозволительных мерах. Не имею никакого повода ненавидеть дворян и могу указать много примеров, совершенно противоречащих этому. Что же касается до монархизма, который, по-моему, никогда никому не потворствовал, то тот, кто чєловекь религиозный в душе (а не по форме), никогда иначе не мыслить правление, как только монархическое, ибо идея единства, а не множества, положена в основании не только человеческой природы, но и всей вселенной.
11) Кто и в каком духе хотел сочинять для простого народа книги, кто собирал деньги для этих целей, и не предназначались ли деньги для каких-либо других преступных целей?
Об этом ничего не ведаю.
12) Не было ли предположений действовать оружием, и если было, то когда и каким образом намерены были употребить это средство?
Пока Малороссияне будут христиане, то есть пока они не забудут Бога (а этого никогда между сим народом быть не может), до тех пор о таком варварстве они и подумать не в состоянии.
13) Правда ли, что вы спрашивали Андрузского: «Пошел ли бы он на Русских», и когда Андрузский отвечаль: «В их землях на них не пошел бы, а на родине не ручаюсь«, то вы тихо улыбнулись и заговорили о Хмельницком. В чем состоял тогда разговор ваш и с какою целию вы сделали означенный вопрос?
Об этом разговоре обстоятельно не помню, а если бы и действительно я говорил ему так, как показано в вопросе, то мысль о Хмельницком, которого я понимал иначе, чем другие, показывает мой образ мыслей, который еще нигде почти серьезно не проявляли: Хмельницкий, по-моему, понимал хорошо этот народ и потому братски соединил его с Россиею. Хмельницкий заслуживает в моем сердце величайшую благодарность, ибо он своим соединением сохранил, а не погубил народ украинский.
14) Кто из приверженцев славянства наиболее действовал, склонял и возбуждал к преступным замыслам, и не было ли одного, который всем руководил?
Далек от такой преступной мысли, и едва ли можно подумать, чтобы кто серьезно в настоящее время сказал об этом одно слово.
15) Опишите подробно все действия Гулака, Костомарова, Белозерского, Навроцкого, Марковича, Шевченко, Кулеша, Андрузского, помещика Савича, бывшого профессора Чижова и других вам известных лиц, каждого особенно и о каждом все, что знаете, в отношении к замыслам славянистов. Точно ли Костомаров, Гулак и Навроцкий после Пасхи 1846 г. говорили о составлены Славянского Общества и обещали вас принять в члены?
Подробно описать этих людей я не в состоянии, даже по имени не все они мне известны.
Более других знаю я Андрузского, который если и писал иногда стихи или что-нибудь другое, то и сам не понимал, зачем это. Что касается до последнего пункта, то я слыхал у них о предположении основать какое-нибудь общество, сколько помнится, после пасхи, а может быть еще и прежде: ибо мысль об обществе так была мне чужда, что я едва мог теперь только припомнить себе их разговор.
16) С какою целию составлена находившаяся в ваших бумагах записка на малороссийском языке, в которой сказано, что надобно подумать, не пристать ли к Польше, и в которой далее говорится: «За Малороссию прольем нашу кровь». Не было ли каких предположений ваших или Славянского Общества, в следствие коих это было написано?
Об этой записке мне лестно поговорить здесь, ибо она делом подтверждает мой образ мыслей. Она есть продолжение написанной на своем языке повести о народе южнорусском, начиная с княжеств до самого соединены Малороссии с Великою Русью. Впрочем, как вижу, что этот вопрос непрямой и составлен не из самой записки и не знаю, по какому поводу: ибо в записке после того, как дума шла о соединении с Польшею, описывается соединение с Россиею: «Ненько наша ненько, що буде, то буде, а вже прыстанемо до Титкы (России), будем еи (Титку – это ясно) поважаты и за ней и за тебе козацьку кровь пролывати».
17) Для чего составлена вами черновая просьба на Высочайшее Имя, в которой вы между прочим писали: «Значит ли пользоваться дарами, кои доставляет сама природа, когда все вырвано из рук крестьян наглыми помещиками», и проч. От чего вы получили такую ненависть к помещикам и такое превратное понятие о положении крестьян?
Я не объясню (ибо не все объяснить можно, что глубоко таится в сердце человека и что приходит как бы с иного мира, даже часто против воли нашей), почему душа моя возносилась к душе государя императора и ему хотела бы открыть, что иногда бывает в его государстве. Мне жаль, что потерялось целое письмо, из нескольких пунктов составленное и адресованное на высочайшее имя. Болезнь задушила во мне желание отослать его. Что же касается до того, что там говорится: «Значить л» и т. д., то это есть действительно впечатление резкое, но оно только впечатление, а впечатления быстро могут изменяться. Впрочем, и то правда, что такие помещики, как Чичиков, Собакевич, Ноздрев и другие герои Гоголя, суть чисто малороссийские, и от них немного пользы для государства, но я и их не имею причины ненавидеть.
18) К кому вы намеревались представить просьбы, написанные вами в черне, в которых описываете, будто бы в Малороссии «везде плач, вздохи», а потом говорите: «Плачь, Украина, плачь, твои слезы да будуть твоим утешением. Но кто скажет, что б не было и тех, которые всегда готовы помочь тебе? Есть и такие, кои готовы положить за тебя самую жизнь свою». Какими путями дошли вы до столь ложных понятий о Малороссии, для чего в таком ужасном виде описываете ее? Поименуйте тех, которые готовы положить за нее жизнь свою, и не составляли ли вы подобные описания для того, чтоб, возбуждая в простом народе неудовольствие к правительству, приготовлять восстание?
Просьба, написанная вчерне мною, есть когда-то бывшее желание адресовать на имя какого-нибудь министра или же другим каким-нибудь путем оффициально объявить, что делает иногда Арандаренко (управляющей Полтавскою палатою государственных имуществ) в Полтавской губернии. Я сам не крестьянин и не состою и отец мой не состоит в его ведомстве, но мне было тяжело видеть и слышать о его действиях. Притом, это также начерно, а набело это было бы все обсуждено, разработано. Чего иногда про себя не скажет человек! Но что говорить сегодня, то завтра может получить вид другой – опыт может доставить ему бездну новых материалов и навести на мысль, часто совершенно противоположную. Что же касается до того, что там говорится о помощи, – то горю другого можно помогать, разделяя душевно его с своими ближними, а еще более – что долг требует сказать об этом высшему. На другие пункты сего вопроса я не считаю долгом говорить что-либо, ибо все это в высшей степени чуждо души моей.
19) О каком обществе писали вы к учителю Боровиковскому, какия книги и с какою целию предполагалось издавать; для одних ли книг собирались деньги и не было ли тут других политических намерений? Не описывали ли вы Боровиковскому действия Славянского Общества; не участвовали ли в этом Обществе сам Боровиковский и профессор Бодянский; если участвовали, то подробно опишите их действия, а также вообще объясните все содержание писем ваших к Боровиковскому.
Проездом я виделся с Боровиковским, который говорил мне, что от г. министра народного просвещения есть повеление собирать областные слова и отсылать их в Академию, вот посему-то я занимаюсь, говорит, составлением краткого словаря малороссийского. Я об этом сказал Костомарову и адъюнкт-профессору Костырю, который просил меня написать к Боровиковскому, чтоб он выслал хотя несколько тетрадей. Я ему писал, но он отвечал, что пошлет в С. Петербург и что он напечатал бы, но денег не имееть.
По сему-то я просил товарищей, чтоб сложиться и помочь ему, и предполагал назвать это обществом; но на другой день я видел, что на бумаге я написал вздор, что предположение мое Бог весть какой вид получило, и я на чисто написал иначе, именно – что как-нибудь соберем складку и можно будет тогда напечатать не только лексикон, но и другие книги, нужные к образованию языка, и в письме просил его совета, как он думает об этом? И как знал, что немного денег собрать можно, то и говорил ему, что в Киеве напечатать нельзя, ибо дорого слишком обходится. О Бодянском я знал только по слуху.
20) В письме к Гулаку вы говорили о какой-то мысли Гулака, подобной той, какая была у Навроцкого, и упоминая о неудовольствии против Тулуба, присовокупили: «Для избежания подобных сцен, я удаляюсь на время от вашего вполне Христианского Общества, но дух мой никогда не удалится оть него: ибо в самой глубине души моей положена мысль никому еще не ведомая. Вот почему прежде, чем увидел я Костомарова, душа моя принадлежала уже обществу, коего никто из вас не знает». Объясните смысл этого письма: о каком обществе вы говорите и к какому вы принадлежали?
Смысл письма моего таков, что я хотя считал их людьми добрыми, однако по своей природе не мог быть в близком сношении с ними, да и не только с ними, но и ни с кем я не способен был заводить близкое знакомство, и потому-то пишу, что удаляюсь от вашего общества. В то время, кажется, они предполагали, или по крайней меpе говорили о том, что не худо бы составить им какое-нибудь общество славянское, и я, опасаясь, чтобы и меня не причислили к нему, говорил им, что прежде, чем увидел Костомарова, о коем они часто говорили, я принадлежал к такому обществу, о коем они и не предполагали, – обществу, где два или три во имя Христово: ибо я всегда настроен был к уединению. Все прочее не имеет смысла, да и все письмо в словах иногда противоречит. Да и за каждое слово ответить не в состоянии: ибо часто вырвется такое, по которому если делать заключение, то оно будет противоречить общей мысли.
21) Правда ли, что Андрузский читал вам свои возмутительные стихи и проекты о введении в России или ограниченного монархического или республиканского правления; если правда, то почему вы не донесли об этом начальству?
Возмутительных стихов мне Андрузский не читал и не думаю, чтобы он мог составить с известною целию какой-нибудь проект. Если же он и написал что-либо, то это было одно детство, одна шалость; тем менее можно было доносить на дитя, которое само не знает, что и как делает.
22) Не известно ли вам, сверх предложенного в предыдущих вопросах, еще что-либо о славянистах, их тайном обществе и замыслах?
Kpoме сказанного мною, могу еще и считаю нужным сказать следующее: совесть свидетельствует и Богу известно, что в душе моей никогда серьезно не таилось что-либо противное правительству, о коем я имел свое понятие, никому не открываемое: ибо сфера моей до сих пор жизни сосредоточивалась то горем и скорбию внутри – в душе, то болезнию – в теле, болезнию, которая давно уже копает мне могилу.
И странно для человека отвечать на то, что было благородно в его душе, но в мире внешнем оно давало какое-то подозрение; для меня это и слишком странно, но я не скорблю, ибо человек был всегда человеком и я никого не обвиняю: ибо думаю, что это нужно, что все, что делается, имеет не подозреваемую нами цель, ведет к лучшему! Если я сказал что-либо или же и написал мысль странную, то это было или без всякой цели, или же с особенною целью, ибо задача моей жизни знать сколько можно человека, а политика не имела места вовсе в голове моей.
Об этих людях также не могу ничего худого сказать, ибо не имел возможности узнать их; если же что-либо и слыхал, то считал это шуткою или болтовнёю людей светских. Впрочем, если кто хочет меня обвинять в чем-либо и обвинять серьезно, то я готов слушать такие обвинения и попрошу у него объяснения.
Студент Иван Посяда.
Примитки
Подається за виданням: Грушевський М.С. Твори у 50-и томах. – Львів: Світ, 2007 р., т. 8, с. 494 – 501.