Додаткові признання Посяди перед висилкою до Петербурга, 1 мая

Припоминая себе теперь получше прежния обстоятельства, я покорнейше прошу господ заведующих этим делом принять к сведению и соображению следующее: сам я чувствую несообразность и странность моего глупейшего дополнения к показанию, но причиною тому, что я хотел тогда высказать вполне все, что только припоминал себе, где только не слыхал, есть моя откровенность; с другой стороны, причиною его странности и несообразности – без сомнения болезнь, которая при таких случаях еще более усиливается, хуже расстраивает способности и Бог знает, как мешаеть все в голове.

В таком роде самая откровенность, при малом знании дела и молчании рассудка, может обратиться в сущую ложь. На счет мнимого общества Славянского сколько припоминаю себе теперь, вот что могу сказать: тогда в Киеве затевали издавать журнал, с целию помещать в нем статьи на разных славянских языках: Костомаров хлопотал об этом, был (кажется) тогда у попечителя округа, заботился еще и прежде найти людей, желающих помещать в нем свои статьи, словом – сотрудников. Об этом-то, кажется, мнимом обществе я слыхал тогда, когда бывал у них.

Далее в показании своем я наговорил, что будто бы Костомаров советовал мне прочесть в «Отечеств. Запис.» о проекте каком-то; это относительно Костом., как припоминаю себе хорошенько дело, есть чистая ложь; об этой статье было болтаемо между студентами где-то в аудитории пред лекциею, или же в камере. Что касается до слов, сказанных мне Кост. или Гулаком, то это также относительно времени неправда: это есть часто повторяемая насмешка (подтрунивания) под моими способностями и знаниями.

Ив. Посяда.

На счет печати вашей с вырезкою ссылки на текст из евангелиста Іоанна: «И уразумеете истину и истина свободит вы», показали вы, что текст этот взят только в том смысле, что во всех делах одна истина может освободить человека из стесненного положения. Но в § 23 известной вам рукописи (Закон Божий) сказано: «И пришел Сын Божий на землю, чтоб открыть истину, дабы та истина освободила род человеческий». В §§ 26 и 30 той же рукописи почти тоже сказано. Не эта ли рукопись подала вам мысль сделать упомянутую печать и не была ли печать таким же знаком славянского Общества, как кольцо св. Кирилла и Мефодия?

Печать моя сделана была по следующему незначительному случаю: Кулеш рассказывал мне еще в 1844 году план своего романа и затруднялся развязкою, а потом, пришедши ко мне через несколько дней, объявил, что он придумал лучше всего оставить так, как в самом деле случилось то событие, которое он избрал для своего романа сюжетом, и произнес этот текст: «И уразумеете истину» и пр., указывая на то, что истина вывела его сама из затруднительного положения. Мне понравилось это, и как я себе делал тогда печать, то и вырезал на ней помянутый текст. Это может засвидетельствовать Кулеш, если вспомнить.

При дальнейшем рассмотрении той же рукописи (Закон Божий) оказывается, что она не может быть переводом: ибо все обнаруживает в ней оригинальное сочинение, приноровленное к России и Малороссии. Объясните это, как следует.

Подлиник сочинения, известного мне под именем «Поднестранки», а другим под именем «Закона Божия», писал по-малороссийски, о чем показывал. Список с которого я переписывал, не знаю где. Обыкновенно, все списки малороссийские я бросал в кучу негодной бумаги, предварительно переписав иногда в двух и даже трех вариантах, что можно видеть из тысячей песен, сказок, документов и т. п., хранящихся у меня.

Кем сочинен подлиник, я не знаю, о чем уже показал, как я не знаю сочинителей многих подобных бродячих произведений на малороссийском языке, напр. Разговора Великоросса с Малороссиею, Царства праведных, Грицька Залезняка и т. п. Об этом сочинении я упоминал г. помощнику попечителя, именно когда читал ему одну статью свою, и по случаю зашел разговор о бродячих малороссийских сочинениях. И в самой этой статье, напечатанной в одном из нумеров «Библиотека для Чтения» за прошлый год (Мысли об истории Малороссии), исчисляя бродячие малороссийские сочинения, назвал и «Поднестранку». А сколько мне помнится, при этой рукописи находились и стихи, над которыми стояло заглавие «Поднестранка».

О рукописи «Закон Божий» я объявляю, что когда меня схватили в Киеве, то попечитель и губернатор сказали, что Гулак явился с этой рукописью в ІІІ-е отделение и объявил, будто я, будучи участником заговоров Общества Кирилла и Мефодия, завлекал его и дал ему рукопись, прося распространять ее в городе.

Я отвечал, что рукопись мне известна, но не знаю откуда я получил ее, и даже помнится, что от самого Гулака, только неясно, ибо в последствии он захватил список, переписанный мною. Попечитель и губернатор, засмеявшись, сказали, что это отнюдь не в порядке вещей. Тогда я, ясно не припоминая, от кого именно я получил ее, и соображая, что у Гулака список мой, а у меня другой, и таким образом донос кажеться правдоподобным, пришел в такой испуг и совершенное беспамятство, что в моей голове перемешались и одна польская рукопись, переведенная мною и мысль о том, что «Закон» мне казался произведениемь польского эмигранта, и наконец, невинное намерение мое издать на славянских языках, и в том числе на польском, сочинениях о Кирилле и Мефодии, и я сказал нелепость, что я ее перевел с польского, чего вовсе не было, и таким образом сам на себя наклепал перевод.

Когда же меня заставили написать, то я с тех пор не знал, как отделаться от несправедливого показания на себя самого. И, зная, что Гулаку она давно известна, мне казалось, что она доставлена мне им, однако, неясно, ибо в одно и то же время я переписывал и пересортировывал всякую всячину в своих бумагах и Гулак как и другие, мне кое-что доставлял. Списавши ее наскоро, я впоследствии уже переписал ее, и Гулак захватил у меня список, как я объяснил.

Примитки

Подається за виданням: Грушевський М.С. Твори у 50-и томах. – Львів: Світ, 2007 р., т. 8, с. 440 – 442.